Лежать на траве. Опуститься, опрокинуться навзничь, раскинуть руки.
Нет другого способа так же плотно утонуть и раствориться в синем небе, чем
когда лежишь на траве. Улетаешь и тонешь сразу, в тот самый миг, как только
опрокинешься и откроешь глаза. Так тонет свинцовая гирька, если ее
положить на поверхность моря. Так тонет напряженный воздушный шарик
(ну,скажем, метеорологический зонд), когда его выпустишь из рук.
Но разве есть у них та же стремительность, та же легкость, та же скорость,
что у человеческого взгляда, когда он тонет в беспредельной синеве летнего неба.
Для этого надо лечь на траву и открыть глаза.
Лежишь на траве? Купаешься в небе? Летишь или падаешь?
Дело в том, что ты и сам потерял границы. Ты стал с небо, а небо стало с тебя.
Оно и ты стали одно и то же. Не то летишь, возносясь - и это полет по
стремительности равен падению, не то падаешь - и это падение равно полету.
У неба не может быть ни верха, ни низа, и ты это, лежа в траве,прекрасно чувствуешь...
Владимир Солоухин «Трава»
Нет другого способа так же плотно утонуть и раствориться в синем небе, чем
когда лежишь на траве. Улетаешь и тонешь сразу, в тот самый миг, как только
опрокинешься и откроешь глаза. Так тонет свинцовая гирька, если ее
положить на поверхность моря. Так тонет напряженный воздушный шарик
(ну,скажем, метеорологический зонд), когда его выпустишь из рук.
Но разве есть у них та же стремительность, та же легкость, та же скорость,
что у человеческого взгляда, когда он тонет в беспредельной синеве летнего неба.
Для этого надо лечь на траву и открыть глаза.
Лежишь на траве? Купаешься в небе? Летишь или падаешь?
Дело в том, что ты и сам потерял границы. Ты стал с небо, а небо стало с тебя.
Оно и ты стали одно и то же. Не то летишь, возносясь - и это полет по
стремительности равен падению, не то падаешь - и это падение равно полету.
У неба не может быть ни верха, ни низа, и ты это, лежа в траве,прекрасно чувствуешь...
Владимир Солоухин «Трава»
